§ 94. Изменения в структуре и значениях слов

Лексика — наиболее подвижная, изменчивая часть язы­ка. Она чутко откликается на все изменения во внешней, неязыковой действительности: в материальной и культур­ной жизни общества, в социальном укладе, в отношениях между людьми.

Более того, если нам в руки попадется какой-либо текст XVIII в. или даже более раннего времени, мы способны кое- что понять из этого текста. Правда, такое понимание иног­да обманчиво, иллюзорно: ведь некоторые слова изменили значение — несколько веков назад смысл их был иным. Так, например, красным называли то, что сейчас мы обозна­чаем словами красивый, прекрасный. Это значение сохра­нилось в былинах и народных песнях, в пословицах: крас­ная девица; Не красна изба углами, а красна пирогами — и в топонимических наименованиях: Красное село — это ‘красивое село’, а не «село красного цвета», Красная пло­щадь — ‘красивая площадь’.

Подобные смысловые различия лингвисты находят и при сравнении эпох, не очень удаленных друг от друга. Напри­мер, слово щепетильный в начале XIX в. употреблялось применительно к мелкому товару (который сейчас назы­вают галантереей). В строках Пушкина «Всё, чем для при­хоти обильной торгует Лондон щепетильный* присутствует именно это, старинное значение. Во времена И. С. Тургене­ва глагол возразить значил ‘ответить’ (даже соглашаясь): «— Ив ваших жилах течет итальянская кровь, — заметил я. — Да, — возразила она, — хотите, я покажу вам портрет моей бабушки?» (И.Тургенев).

И все же, если в текстах двухсотлетней давности сопо­ставить процент полностью непонятных или даже отлича­ющихся по смыслу слов с процентом слов, значения кото­рых ясны нашему современнику, соотношение будет явно в пользу вторых: понятного в таких текстах больше, чем не­

понятного.

Дело в том, что язык по природе своей консервативен: он сильно отстает в своем развитии от развития внешнего мира. Это хорошо видно по сохранившимся в языке названиям. Например, мы продолжаем называть пером то, что совсем не похоже на гусиные перья (которыми писали наши пред­ки); нож называем перочинным, хотя никакие перья им давно никто не чинит. Чернилами мы именуем жидкость, которая может быть не только черной, но и красной, и фиоле­товой. Или вот совсем свежий факт: электрический при­бор, подающий горячий воздух и используемый для сушки рук после мытья, называют полотенцем (правда, не просто, а электрополотенцем), хотя на полотенце он совсем не похож.

Подобные факты свидетельствуют о том, что изменения в словаре более медленны, чем изменения в окружающей нас жизни. Такой консерватизм языка (даже наиболее подвиж­ной его части — словаря) — одно из его достоинств: отно­сительная стабильность его средств, в том числе лексиче­ских, обеспечивает взаимопонимание между поколениями, преемственность культуры.

И все-таки изменения в лексике происходят. Одна из движущих сил этих изменений — потребность назвать их. Так возникают неологизмы (см. §85). Потребность в назы­вании может исчезать, утрачиваться: перестают люди пользо­ваться некоторыми предметами, уходят в прошлое какие- либо понятия — слова, обозначающие эти предметы и поня­тия, уходят из языка, превращаясь в историзмы (см. § 84). Кроме того, в результате процессов словообразования, заим­ствования, семантических сдвигов в слове одни наимено­вания могут вытесняться из активного употребления дру­гими; так появляются архаизмы (см. §84).

Неологизмы, историзмы и отчасти архаизмы — примеры непосредственного влияния перемен, происходящих в жиз­ни, на словарь.

Например, исторические процессы в звуковом строе языка иногда до такой степени изменяют облик слова, что оно де­лается неузнаваемым. Вот, например, два слова: доска и чан. У них нет ни одного звукового совпадения (не считать же окончание -а в слове доска и корневое -а- в слове чан совпа­дением!). Между тем второе произошло от первого. Снача­ла была форма дъсъчанъ (ъ обозначает краткий редуциро­ванный звук в отличие от полного гласного о; о понятии редуцированного гласного см. § 144), т. е. буквально «из до­сок, досчатый сосуд». В результате так называемого закона падения редуцированных в древнерусском языке первый ъ «прояснился» в о, а второй исчез — получилось досчанъ, что в дальнейшем развилось до современного вида — чан.

Фонетические процессы могут быть причиной семан­тического расщепления слова. Так, простонародное произ­ношение существительного свобода как слобода (плюс передвижка ударения на окончание) породило слово с са­мостоятельным смыслом: слобода, первоначально — ‘по­селение свободных людей’.

Наконец, есть и такие изменения в лексике, которые обусловлены внутренним развитием самого словаря, язы­ковыми закономерностями, которые управляют жизнью слова.

Таковы, например, закономерные, регулярно происходя­щие в языке изменения значений слов: по сходству функ­ций предметов (перо, перочинный, полотенце); по внешне­му сходству предметов: глазное яблоко, резиновая груша, рукав реки; по смежности предметов в пространстве: класс ‘помещение’ и ‘группа учащихся’, бумага ‘материал’ и ‘офи­циальный документ’, большое ведро и насыпать ведро кар­тошки и т. п. (подробнее об этом см. ниже, §95-96).

Одни закономерные изменения смысла слов приводят к его расширению: например, рядом со значением ‘действие’ появляется значение ‘результат действия’ (передача дви­жения — цепная передача); название свойства начинает употребляться в значении ‘то, что имеет это свойство’: дер­зость поступка — говорить дерзости, авторитет уче­ного — мнение авторитетов. Другие изменения, напротив, ведут к сужению смысла. Так, в древности пивом называли любой напиток (буквально: ‘то, что можно пить’). Посте­пенно, однако, значение существительного сузилось: им ста­ли называть только особый вид напитка. Слово город зна­чило ‘ограда, забор’, затем ‘огороженное, или огражденное, место’, из этого последнего значения развилось и нынешнее значение слова, а древние смыслы (‘ограда, забор, огорожен­ное место’) утратились.

Все подобные изменения в лексике меняют не только содержание отдельного слова, ведут не только к количествен­ным накоплениям в словаре — они нередко оказываются

причиной более глубоких, качественных перестроек внутри лексической системы.