Соотношение понятий и признаков рисковых и алеаторных договоров и их система в гражданском праве Российской Федерации

Общеизвестно, что договорное право представляет собой систему, в которой существует соподчиненность между системными признаками, основанными на этих признаках классификациях, и, соответственно, между обусловленными ими правовыми нормами.

Как правило, основой для выделения конкретного вида договора является специфика обязательств, требующая особого правового регулирования. По мнению Ю.В. Романца, необходимо проводить различие между системным признаком, лежащим в основе выделения того или иного вида договора, и особенностью правового регулирования договорных отношений. Системный признак предопределяет направленность правового регулирования, а элементы правового регулирования сами определяются системным признаком^{[119] [120].}

В зависимости от наличия или отсутствия встречного удовлетворения все договоры принято делить на возмездные и безвозмездные. Согласно ст. 1104 Французского гражданского кодекса возмездные договоры делятся на рисковые (алеаторные) договоры и меновые (коммутативные)^[121].

В российском гражданском законодательстве подобной нормы не содержится. Как верно отмечает Ю.В. Романец, для договоров, направленных на возмездную передачу имущества в собственность, следующим системным уровнем является классификация по признаку характера встречного предоставления на эквивалентно-определенные (купля-продажа, мена) и алеаторные (рента и пожизненное содержание с иждивением)¹.

К меновым (коммутативным) договорам относятся договоры, в момент заключения которых известен объем и отношение взаимных обязательств сторон^{[122] [123].}

Какова же ситуация в рисковом договоре? Согласно исследованию правовых подходов к сущности рискового договора, проведенному в § 2.1 настоящей работы, можно выделить следующие его особые черты:

1. экономический результат (наличие и объем встречного предоставления) договора зависит от случая, т.е. события, в отношении которого неизвестно, наступит оно или нет;

2. в момент заключения договора неизвестно, какая сторона в конечном результате получит большую выгоду, а какая - понесет потери.

Для того чтобы утверждать, что рисковый договор является самостоятельной цивилистической категорией, необходимо вычленить особые признаки, присущие исключительно таким договорам. При этом будем придерживаться идеи О.С. Иоффе, согласно которой только та особенность общественных отношений, которая находит отражение в норме права, влияет на элементы правового механизма (права и обязанности сторон, субъектный состав участников, объекты обязательства, ответственность сторон) может рассматриваться в качестве системного признака^[124].

При выявлении признака, выделяющего рисковые договоры, необходимо иметь в виду, что он должен объединять данную группу правоотношений и одновременно отграничивать их от обязательств, не наделенных этим признаком. Благодаря квалифицирующему признаку должно быть возможным отнесение к группе рисковых договоров не только уже существующих, но и вновь появляющихся договоров.

Следует отметить, что и меновый, и рисковый договоры заключаются сторонами с целью приобретения имущественного блага.

Обоснование этого утверждения содержится в работах как зарубежных, так и отечественных ученых, исследовавших отдельные виды договоров, традиционно относимых к рисковым, - страхование, рента, игра и пари.

В.И. Серебровский замечал, что страхователь, уплачивая страховую премию, не знает, получит ли он или выгодоприобретатель страховую выплату, а если получит, то покроет ли она внесенные им премии.

Страховщику в свою очередь, неизвестно, придется ли ему выплачивать страховое вознаграждение и каков будет размер этого вознаграждения¹.

По мнению А.А. Иванова, договор страхования - это рисковый договор, поскольку возникновение, изменение или прекращение тех или иных прав и обязанностей зависит от наступления объективно случайных обстоятельств (событий). Обязанность страховщика произвести страховую выплату исполняется не во всяком договоре страхования, а лишь при наступлении страхового случая. С одной стороны, страховщик получает прибыль, а с другой - должен произвести выплату, возможно существенно превышающую полученное им вознаграждение^{[125] [126].}

По мнению Т.С. Мартьяновой, рисковый характер страхового договора для страховщика состоит в неопределенности предстоящей страховой выплаты или, по крайней мере, неизвестности времени и объема такой выплаты; для страхователя - в возможности неполучения страховой выплаты, а в случае ее получения - эквивалентности уплаченных в период действия страхования премий выплаченной сумме^[127].

Относя договоры пожизненной ренты и пожизненного содержания к рисковым, составители Проекта Гражданского уложения Российской Империи указали, что одно лицо - рентополучатель - передает в собственность другому лицу - рентодателю - имущество в обмен на право получения пожизненной ренты или пожизненного содержания. Для какой из сторон этот договор будет выгодным, зависит от времени смерти рентополучателя или третьего лица, т.е. от события, момент наступления которого при заключении сделки, определить невозможно.

По мнению О.С. Иоффе, элемент риска, принимаемого на себя каждой из сторон рентного правоотношения, заключается в вероятности того, что либо один, либо другой контрагент фактически получит встречное удовлетворение меньшего объема, чем им самим предоставленное¹.

Поддерживает мнение о рисковом характере договора пожизненной ренты Е.В. Лазарева, замечая при этом, что, по статистическим данным, плательщик ренты может установить среднюю продолжительность жизни граждан и в соответствии с этим установить размер рентных платежей. В этом случае плательщик ренты может оградить себя от риска^{[128] [129].}

Рисковый характер игры и пари почти аксиоматичен. Отчетливо видна ситуация риска - одна из сторон обязательно лишится имущества, не удовлетворив свой имущественный интерес. Риск порождается в результате действий лица: субъект сам искусственно создает

неопределенность результата (риск), ставя исход игры в зависимость от произвольно выбранных факторов - результатов скачек, спортивных матчей, прогноза погоды и т.п.

В противовес изложенным позициям в пользу выделения в особую группу рисковых договоров обратимся к теории распределения рисков. Я.М. Магазинер утверждал, что любое действие в обязательстве сопровождается как приобретением какого-либо блага, так и

возможностью зла, т.е. риска. «Во всяком праве, как юридически защищенной силе, заключается юридически-парализованный или ослабленный риск, связанный с ее применением».

Теория распределения рисков получила поддержку и в современной цивилистической литературе. Так, по мнению Ф.А. Вячеславова распределение рисков - это волевая деятельность субъектов гражданского оборота по определению лица, несущего возможные невыгодные последствия конкретного обстоятельства, а также характер таких последствий. Исследователь рассматривает распределение рисков как самостоятельное средство обеспечения имущественных интересов участников гражданских отношений¹.

Д.А. Архипов предлагает в качестве критерия распределения договорного риска использовать принцип экономической эффективности, согласно которому риск должна нести сторона договора, которая может предотвратить наступление неблагоприятных последствий. В случае, если риск неустраним, то его следует возлагать на сторону, которая способна компенсировать неблагоприятные последствия с меньшими издержками^{[131] [132].}

Некоторое отражение теории распределения рисков встречается и в социологии. По мнению А.В. Мозговой, одной из центральных исследуемых проблем в социологической парадигме риска является проблема социального размещения (распределения, трансформирования) риска и неравных условий опасности для различных сегментов общества.

Необходимо признать, что любой консенсуальный гражданскоправовой договор, направленный на будущие последствия, содержит в себе некоторую неопределенность конечного результата и, следовательно, риск. Однако в этом случае риск представляется в его объективном понимании. В меновом договоре определенность юридических последствий презюмируется, исходя из того, что регулирование отношений, составляющих предмет гражданского права, основывается на признании поведения участников добросовестным и разумным. Вероятность неисполнения обязательства и, соответственно, неблагоприятных имущественных последствий максимально ограничена правовыми механизмами, стимулирующими должника к надлежащему исполнению и гарантирующими кредитору право на удовлетворение требований.

В рисковом же договоре стороны изначально связывают свои обязательства с риском, вероятностью. Следует согласиться с Р. Саватье, который считал, что предметом рискового договора является неизвестная заранее возможность реализации какой-либо вероятности. Если в меновых договорах предоставляют те вещи, которые существуют или достоверно будут существовать, то в рисковых договорах предоставляют шанс, вероятность¹.

Признавая, что любой договор содержит в себе некоторое распределение рисков, Г. Райнер подчеркивает, что в случае алеаторного договора это распределение заходит столь далеко, что оно распространяется на договорное равновесие как таковое, поскольку не только размер обязательств одной или обеих сторон, но и экономический результат каждой из сторон, складывающийся из принятого встречного и предоставленного ею самой исполнения, зависят от будущего случайного события^{[134] [135].}

Таким образом, поскольку суть менового договора состоит в обмене имущественными благами, риск как возможность неполучения встречного предоставления является категорией неприемлемой, стороны принимают всевозможные меры по его устранению (минимизации), используя предоставленные законом правовые механизмы. В меновых договорах риск объективен и воспринимается сторонами правоотношения как явление иррациональное, препятствующее достижению правовой цели.

В рисковом договоре риск, выражающийся в возможности неэквивалентности встречного предоставления в зависимости от случайного обстоятельства, является неотъемлемым элементом, опосредующим достижение договорной цели. Стороны, заключая такой договор, по собственной воле создают риск, однако удовлетворение их интереса иным образом не представляется возможным. Риск сторон как бы удваивается: к объективному риску, характерному для всякого обязательственного правоотношения, добавляется субъективный риск несоразмерности встречного предоставления, что не может не являться основанием для обособления подобных договоров.

Выделяя рисковый договор в особую группу по признаку субъективного риска, необходимо рассмотреть вопрос о понятиях, применяемых учеными для обозначения данного договора, поскольку на первое место должна быть поставлена однозначность используемой терминологии.

Как отмечалось, в отечественной цивилистике понятия «рисковый договор» и «алеаторный договор» считаются синонимами. Используя такие термины, как «рисковый договор», «алеаторный договор», «договор «о неверном и случайном» и ряд других, российские ученые подразумевают договоры, результат которых поставлен в зависимость от случайного непредвиденного обстоятельства, а не от заранее достигнутой сторонами договоренности.

Вместе с тем, по мнению И.В. Миронова, алеаторные и рисковые договоры отличаются друг от друга. Он считает, что риск как объективную категорию можно разделить по волевому признаку на несколько видов: риск предпринимательский, риск случая (например, риск подрядчика), риск игровой (обязательно возникающий у игроков; создаваемый игрой, искусственный риск)^[136]. Исходя из этого, договоры, называемые рисковыми, ученый предлагает разделить на две группы: договоры, в которых риск носит только предпринимательский характер, и договоры, в которых имеется риск, вытекающий из игры, т.е. алеаторные. Следуя логике высказанной им позиции, И.В. Миронов отмечает, что к алеаторным договорам относятся игра, пари и страхование, а договор ренты следует отнести к группе рисковых договоров.

Такой подход не может не вызвать ряд возражений.

Во-первых, по мнению диссертанта, интерпретация предпринимательского риска как «риска, вытекающего из деятельности людей», не совсем точна, поскольку действующее законодательство хотя прямо и не закрепляет понятия «предпринимательский риск», но позволяет посредством системного толкования рассматривать его как неотъемлемый элемент деятельности именно предпринимателя. Поэтому представляется неверным утверждение И.В. Миронова, что для ренты характерен предпринимательский риск. Тем более, что автор сам себе противоречит, соглашаясь с тем, что страховщику, как предпринимателю, присущ именно профессиональный, предпринимательский риск, в то же время, относя страхование к алеаторным договорам.

Во-вторых, риск игровой рассматривается как создаваемый намеренно самим человеком для удовлетворения чувства азарта и страсти к быстрому обогащению. Такой риск присущ равно как страхованию, так и играм, пари. По мнению ученого, страхователь, в отличие страховщика (риск которого предпринимательский), рискует как игрок, поскольку, заключая договор со страхователем, он понимает, что может проиграть, если страховой случай не произойдет, но сознательно идет на риск¹.

Такое высказывание вызывает недоумение: разве страхователь вступает в договорные отношения с целью что-то выиграть и в связи с этим обременяет себя риском? Естественно, это не так, к побуждениям страхователя неприменима подобная логика. Целью страхователя является переложение на страховщика бремени риска.

По мнению диссертанта, ложность выделения игрового риска вызвана необоснованным принятием за основу такого понятия, как мотив. Азарт, страсть и прочие внутренние психологические состояния субъекта представляют собой «осознанные потребности, осознанное побуждение - фундамент, на котором возникает цель»^{[137] [138]. Они лишь побуждают субъектов к совершению сделки и не служат ее правовым компонентом, за исключением случаев, предусмотренных законом. Так, ошибочный мотив, который побудил предпринять сделку, не влияет на нее - falsa causa non noset (хотя из этого правила, безусловно, есть исключения)[139]. Попытка дать правовую квалификацию рискового договора через понятие мотива неверно, в том числе по той причине, что учет мотивов подрывал бы устойчивость гражданского оборота.}

Указанные аргументы свидетельствуют о неприемлемости подхода, предложенного И.В. Мироновым.

В.А. Запорощенко предлагает рассматривать понятия «алеаторный» и «рисковый» не в качестве синонимов, а как, соответственно, видовое и родовое. По мнению ученого, проведение параллелей между понятиями «алеаторная сделка» и «рисковая сделка»^[140] является неоправданным, поскольку в условиях развития российского гражданского законодательства риск перестает быть элементом только алеаторных договоров. В.А. Запорощенко указывает, что риск налагает определенную специфику на правовую квалификацию алеаторных сделок. При этом ученый замечает, что риск в алеаторных сделках как психический процесс ничем не отличается от иных рисков.

Подобная аргументация вызывает ряд замечаний. Из высказываний автора неясно, какие договоры по смыслу предложенного деления следует относить к рисковым. Ученый указывает, что риск - безусловный признак алеаторных сделок, но также он присутствует и в других гражданскоправовых образованиях: при наступлении неблагоприятных последствий титульного владельца имущества, неблагоприятных последствий, связанных с исполнением обязательств, а также последствий при осуществлении деятельности, в том числе предпринимательской. Следуя логике В.А. Запорощенко, под понятие рисковой сделки можно подвести любое соглашение, содержащее риск, т.е. почти каждый гражданскоправовой договор, что, вне всякого сомнения, неверно.

По мнению диссертанта, рисковый договор и алеаторный договор следует соотносить как родовое и видовое понятия в силу следующих обстоятельств.

Субъективный риск является признаком, позволяющим объединить в одну группу страхование, ренту, игру, пари. На сходство между игрой и страхованием указывают некоторые ученые-цивилисты. Так, по мнению В.И. Миронова, страхование представляет собой игру и является единственным алеаторным правоотношением, которое полностью

воспринято правом и защищается им.¹. В.И. Серебровский полагал, что страхование в ряде случаев сложно отличить от пари^{[141] [142]. Однако существенные различия в конструкциях указанных договоров}

обусловливают необходимость дальнейшего деления их на группы. Можно выделить следующие критерии, которые позволяют разграничить, с одной стороны, страхование и ренту, с другой - игру и пари.

Первый признак - особый характер субъективного риска в договоре.

В страховании страхователь вступает в правоотношение с единственной целью - переложить бремя несения возможных отрицательных имущественных последствий, т.е. бремя риска, например, гибели имущества, на страховщика, а целью страховщика является получение прибыли в виде страховых взносов. Интерес страхователя заключается не в наступлении страхового случая и получении страхового возмещения, превышающего сумму уплаченных страховых взносов, наоборот, страхователь надеется на ненаступление случая. Страховщик же, принимая решение о заключении договора, всегда руководствуется данными актуарных расчетов, сводящих вероятность убытков к минимуму. Присущий договору страхования риск, с одной стороны, напрямую связан с предпринимательской деятельностью страховщика, а с другой - с жизнедеятельностью страхователя или указанного им лица, поскольку страховой случай может наступить независимо от того, заключит он договор страхования или нет. В связи с этим договор страхования рассматривается как способ перенесения риска наступления неблагоприятных последствий на страховщика, осуществляющего свою деятельность на профессиональной основе.

Важно отметить, что в страховании субъективный риск присутствует как конститутивный признак, свидетельствующий о рисковом характере договора, а объективный риск - как предмет договора. Возмездность страхования выражается в уплате страховых платежей как цены риска, перекладываемого на страховщика, поскольку риск как потенциальная возможность наступления отрицательных имущественных последствий подлежит экономической оценке. При ненаступлении страхового случая сумму уплаченных страховых взносов следует рассматривать как плату за переложение бремени риска.

В страховании цели страхователя и страховщика реализуются добросовестными действиями сторон, а случайное событие является фактом, позволяющим определить соразмерность встречного денежного предоставления.

Принятие сторонами договора страхования риска, выражающегося в неэквивалентности суммы страховых взносов и суммы страхового возмещения, носит необходимый, «вынужденный» характер. В большей степени, конечно, это утверждение относится к страхователю, но применимо и к страховщику. Желание страхователя (например, собственника имущества) избавить себя от бремени объективных рисков (например, гибели имущества) не может быть осуществлено другим путем, иначе как посредством принятия субъективного риска, вытекающего из договора страхования. Легко представить, что при наличии альтернативных средств переложения бремени объективных рисков, не сопряженных с субъективным риском, мало кто из здравомыслящих людей продолжал бы использовать конструкцию страхования.

Подобное различие встречаем и в ренте. Цель получателя ренты состоит в систематическом получении ренты в виде определенной денежной суммы, либо предоставлении средств на содержание в иной форме, цель плательщика ренты - в приобретении имущества на праве собственности. Можно сказать, что рентный договор максимально приближен к коммутативному договору, но в силу невозможности соотнести эквивалентность встречного предоставления в момент заключения соглашения к таковым не относится.

Цели сторон рентного правоотношения достигаются при условии надлежащего исполнения договорных обязательств, а действие случая отражается только на соотношении суммы рентных платежей и стоимости переданного имущества, в чем и выражается субъективный риск сторон.

Как и в страховании, принятие риска сторонами договора ренты носит необходимый, «вынужденный» характер. Трудно представить, что лица, обладающие средним или высоким уровнем дохода, уровнем жизни в целом, вступают в рентные правоотношения, особенно в качестве плательщика ренты. Недоступность других, нерискованных способов приобретения имущества в собственность (например, купли-продажи) обусловливает в большинстве случаев заключение рисковых договоров ренты.

Можно сказать, что в страховании и ренте риск, выражающийся в возможной неэквивалентности встречного предоставления сторон, является обязательным условием достижения цели договора. Однако вне зависимости от того наступят или не наступят отрицательные имущественные последствия цель сторон договора должна быть достигнута.

В игре и пари цель стороны - получение выигрыша. Интерес сторон в игре и пари состоит в «нетрудовом» обогащении. Как отмечает В.А. Белов, права и обязанности в игре и пари ставятся в зависимость от случая исключительно для обогащения без достаточного на то экономического основания. Стремление это не направлено на оптимизацию распределения хозяйственных рисков¹. О.В. Ли, сравнивая игру со страхованием, отмечает, что в отличие от страхования игра не вносит в общественную жизнь какого-либо улучшения и не увеличивает общей массы народного богатства².

Важно отметить, что субъект вступает в игру или пари не от безысходности. Доход можно получать и «честным», трудовым путем, прилагая собственные усилия. Игроком же движет желание легкой наживы, быстрых денег. Некоторые могут возразить, что в ряде случаев игроком движет потребность в азарте. Однако, во-первых, проведенный в п. 1.2. настоящей работы анализ литературы по психологии и социологии позволяет утверждать, что количество таких субъектов ничтожно мало для ^[143] установления общего правила. Во-вторых, потребность в азарте следует рассматривать как мотив, а не цель, направленную на правовой результат. Заключая соглашение об игре, игроки в обмен на ставку приобретают лишь шанс на выигрыш. Само же достижение цели не зависит от действий сторон, а определяется по воле случая. Игрок, вступая в договор, не знает, будет ли удовлетворен его интерес в получении суммы выигрыша или нет. Другими словами, риск игрока заключается не только в неэквивалентности встречного предоставления, а в недостижении цели договора в целом.

По мнению диссертанта, в данном случае уместно говорить о степени риска, как величине потенциальных отрицательных имущественных последствий. Этот термин не нов для российского законодательства. Так, в ст. 7 Федерального закона «О техническом регулировании» от 27 декабря 2002 года № 184-ФЗ устанавливаются требования к содержанию технических регламентов в зависимости от степени риска причинения вреда. В этой же статье указывается, что при оценке степени риска могут приниматься во внимание положения международных стандартов, рекомендации международных организаций, участником которых является Российская Федерация.

В алеаторном договоре степень риска является повышенной, поскольку одна из сторон такого договора, предоставляя имущественное благо, в силу случайного обстоятельства может не получить ничего взамен. Одна из сторон алеаторного договора в обязательном порядке не получит ожидаемое встречное предоставление и даже может понести имущественные потери, а какая сторона - определяет случай. В рисковом же договоре обмен благами происходит во всяком случае, а риск сводится лишь к возможности неэквивалентности такого обмена.

В качестве второго признака, отграничивающего рисковые и алеаторные договоры, следует указать неравномерное распределение прав и обязанностей.

В Проекте Г ражданского уложения Российской Империи указано, что наступление случая влияет на исход рисковых договоров неодинаково. В игре или пари выигравший получает прибыль, не неся никаких обязанностей по отношению к проигравшему, который только обязан удовлетворить требование выигравшей стороны. В страховании каждая сторона приобретает права и несет обязанности, а наступление случая лишь распределяет эти права и обязанности между сторонами.

Договор страхования, без сомнения, имеет более серьезное экономическое и юридическое значение по сравнению с игрой. Из фонда, формируемого за счет полученных премий, страховщик выплачивает страхователям страховые выплаты и получает прибыль от своей деятельности. Вследствие чего, как отмечает В.А. Белов, случай является фактором, который заставляет войти в расходы второго участника, делая эти отношения взаимными и заставляя второго участника использовать полученные взносы или иное имущество в качестве резерва для покрытия возможных расходов^[144]. На страхователе также лежит ряд обязанностей, установленных как законом, так и договором.

Таким образом, в договоре страхования, независимо от того, кто окажется в более выгодном имущественном положении, обе стороны связаны комплексом взаимных прав и обязанностей. В договоре игры, напротив, в случае выигрыша сторона не обременена обязанностями по отношению к другой стороне договора.

Данное утверждение применимо и к ренте, поскольку в этом договоре всегда присутствует встречное удовлетворение, что уже свидетельствует о различии в распределении прав и обязанностей участников ренты и игры. Правоотношение сторон договора ренты не исчерпывается получением выигрыша или выплатой проигрыша. Участники связаны комплексом обязательств, обусловленным длящимся характером договора и неопределенностью его результата.

Таким образом, объединяющим началом договоров страхования, ренты, игры, пари выступает субъективный риск, выражающийся в возможной неэквивалентности встречного предоставления сторон в зависимости от случайного обстоятельства. Невозможность установить в момент заключения договора объем взаимного предоставления сторон является одним из основных признаков, отграничивающих группу рисковых договоров от иных возмездных меновых договоров. В момент заключения договора стороны не имеют представления о конечном объеме взаимного предоставления. Реализация и/или прекращение прав и обязанностей, определяющих итоговый имущественный результат, связаны с моментом наступления оговоренного сторонами случайного события.

Продолжая исследование природы рискового договора в целом и алеаторного договора в частности, необходимо выделить их другие характерные признаки.

Так, в свете презумпции возмездности договора, закрепленной в п.3 ст.423 ГК РФ, представляется, что возмездность как признак рискового договора очевидна. Хотя ее особенностью и является невозможность установить эквивалентность встречного предоставления сторон в момент заключения такого договора. При этом возникает вопрос о возмездности алеаторных договоров, поскольку, как известно, гражданский договор признается возмездным, если сторона получает плату или иное встречное предоставление за исполнение своих обязанностей. Если предоставление свойственно любому договору, то встречное предоставление присутствует только в возмездных договорах и представляет собой взаимное действие лица, обусловленное соответствующим действием контрагента (передача товаров, уплата денег, выполнение работ и др.)^[145].

В игре и пари возмездность, на первый взгляд, отсутствует. При наступлении обстоятельства, разрешающего спор между сторонами, заключившими пари (например, счет спортивного мероприятия), проигравшая сторона передает другой стороне оговоренное предоставление, при этом не получая ничего взамен. Лицо, приобретающее лотерейный билет, в случае проигрыша также не получает ничего (понятно, что сам лотерейный билет как встречное предоставление не рассматривается).

Обратимся к мнениям ученых на этот счет. Обоснование возмездности алеаторных договоров Ж. Потье видел в том, что целью каждой из сторон такой сделки является удовлетворение только собственных интересов, без намерения принести выгоду контрагенту. Поддерживая Ж. Потье, Р. Саватье замечал, что если в коммутативных договорах предоставляются вещи, то в алеаторных предоставляются шанс или вероятность, которые и составляют предмет договора^[146].

Действительно, анализ природы алеаторного договора через призму каузы подтверждает правильность суждения Ж. Потье относительно интересов контрагентов. Вступая в сделку, каждая сторона желает удовлетворить исключительно собственный интерес, надеясь получить встречное предоставление. Отсутствие такой надежды, предположения лишает смысла само заключение алеаторного договора. Имущественное приращение одной стороны в результате исполнения сделки не только не затрагивает, но прямо противоположно интересам другой стороны.

Таким образом, в качестве встречного предоставления в алеаторном договоре следует рассматривать шанс на выигрыш, вероятность выгоды, что обусловлено рисковой природой подобных сделок. По мнению И.В. Елисеева, в пари имущественное предоставление одной стороны (ставка игрока) осуществляется в обмен такого встречного предоставления как шанс на выигрыш. Поскольку подобный шанс (вероятность выигрыша) может быть математически исчислен, он обладает определенной ценностью и носит имущественный характер^[147].

Другими словами возмездность в рисковом, в том числе алеаторном договоре выражается в предоставлении либо имущественного блага (в страховании, ренте), либо возможности приобретения имущественного блага (в игре и пари, биржевых и внебиржевых договорах, не предусматривающих реальную передачу товара).

Помимо субъективного риска и возмездности в качестве признака рискового договора, а равно и алеаторного, также следует выделить зависимость экономического результата, а, следовательно, и реализации конкретных прав и обязанностей сторон договора от случайного обстоятельства. Обозначение данного признака обусловлено неразрывной связью категорий «риск» и «случай», рассмотренной в п. 1.1 настоящей работы.

Суммируя все признаки, можно сформулировать определения рискового и алеаторного договоров. Рисковым договором признается соглашение, в котором объем встречного предоставления поставлен в зависимость от обстоятельства, не подвластного воле сторон.

Алеаторным договором, как разновидностью рискового договора, признается соглашение, в котором встречное предоставление выражается в возможности приобретения имущественного блага в зависимости от обстоятельства, не подвластного воле сторон.

2.3.