Правовая основа предупреждения коррупции в российском корпоративном секторе: состояние и проблемы.

Таким образом, на начальном этапе формирования норм международного права в сфере противодействия коррупции вопросы деятельности коммерческих корпораций являлись его неотъемлемой частью. Примечательно также, что многие исследователи корпоративного сектора относят начало его формирования к временам Хаммурапи и Древнего Рима , что обнаруживает историческую связь данного процесса с первыми организационно-правовыми мерами борьбы с коррупцией в древнем мире.

В Российской Федерации стремительное развитие корпоративного сектора экономики, а также процессы интеграции в мировое сообщество также привели к усилению внимания со стороны государства к деятельности как иностранных, так и российских корпораций. По мнению ряда экспертов, «корпоративный сектор становится уже не просто «локомотивом», а необходимым организационным условием интеграции России в мировую экономическую систему. Фактически это тот элемент общего институционального порядка, с помощью которого осуществляется преодолевающий границы перелив капитала, распределение ресурсов в общемировом масштабе. Вместе с тем изменилась и роль государства в функционировании корпоративного сектора. Теперь государство стало занимать активную позицию в отношениях с крупными корпорациями»^{[20] [21].}

Переход к рыночной экономике и смена системы государственного управления, как и в большинстве других стран, в России сопровождались стремлением транснациональных корпораций к установлению влияния на экономические процессы в стране.

В настоящее время российская правовая система содержит большинство основополагающих международных норм-принципов борьбы с коррупцией, в том числе ориентированных на общественные отношения в корпоративном секторе экономики. Помимо ратификации ряда актов обозначенных международных организаций, приняты федеральные законы о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с ратификацией конвенций ООН и Совета Европы^[23], указами Президента Российской Федерации установлены центральные органы, ответственные за реализацию положений ряда международных конвенций^{[24] [25]}. Ключевым этапом для правового регулирования противодействия коррупции в России стало принятие Федерального закона № 273-ФЗ и Национальной стратегии противодей-

3

ствия коррупции , а также организация, планирование и реализация антикоррупционных мер во всех сферах жизнедеятельности на основании единой государственной политики^[26], одобренной на уровне Совета при Президенте Российской Федерации по противодействию коррупции^[27].

Правовую основу противодействия коррупции в Российской Федерации составляют Конституция Российской Федерации, федеральные конституционные законы, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, Федеральный закон № 273-ФЗ и другие федеральные законы, нормативные правовые акты Президента Российской Федерации, а также нормативные правовые акты Правительства Российской Федерации, нормативные правовые акты иных федеральных органов государственной власти, нормативные правовые акты органов государственной власти субъектов Российской Федерации и муниципальные правовые акты. Таким образом, учитывая обозначенный в преамбуле Конвенции ООН против коррупции междисциплинарный характер большинства антикоррупционных мер, административно-правовое регулирование данной сферы основывается не только на положениях международного права и российского законодательства о противодействии коррупции, но и нормативных правовых актов Российской Федерации других отраслей права. К примеру, все большее значение в регулировании противодействия коррупции приобретают нормы антикоррупционного сегмента отраслевого законо- дательства^{[28] [29], а также положения антимонопольного и тендерного законодательства . Отдельного внимания в данной сфере регулирования заслуживают антикоррупционные нормы корпоративного права, нацеленные на правовое обеспечение принимаемых в корпоративном секторе мер по предупреждению коррупции.}

Вместе с тем необходимо отметить некоторый «перекос развития» правового регулирования противодействия коррупции в сторону правонарушений, совершаемых предпринимателями совместно с представителями органов публичного управления. В то же время вопросы противодействия «внутренней» или «корпоративной» коррупции в российской правоприменительной практике рассматриваются в основном с позиций уголовного права. Подобная ситуация сложилась и в международном праве, а также нормах иностранного законодательства, где соответствующие меры административноправового характера также не нашли должного отражения. По мнению вицепрезидента Российской академии наук, доктора юридических наук Т.Я.Хабриевой, «в настоящее время государства реализуют различные антикоррупционные стратегии, но практически все они характеризуются акцентом на публичную сферу»^{[30] [31]}. Вместе с тем ученый отметил набирающие силу тенденции участия самого бизнеса в борьбе с коррупцией, а также активизацию вмешательства государства в данную сферу².

Результаты комплексного анализа нормативных актов, а также научных работ и публикаций в сфере противодействия коррупции свидетельствуют о преобладании внимания в российском обществе именно к коррупции в системе публичного управления, где предприниматель выступает лишь в роли субъекта «активного» подкупа^[32]. Для простоты использования в диссертационной работе будем обозначать данный вид коррупционных отношений как «коррупция в публичной сфере». Можно предположить, что отмеченный дисбаланс возник из-за исторически сложившейся разницы в оценках со стороны государства и общества степени негативного воздействия коррупции на публичную сферу и частно-правовые отношения, где коррупционные проявления больше ассоциируется с мошенничеством, воровством, различными злоупотреблениями доминирующим положением на рынке и оппортунизмом. Так, до настоящего государственные меры противодействия коррупции в частном секторе имеют подходы к оценке данного негативного явления только с точки зрения характеристик высокорискованной предпринимательской деятельности, что отражается на их соответствующем правовом регулировании. Кроме того, формирование и реализация обозначенных мер сталкиваются с трудностями в получении информации, необходимой для их корректировки и проведения комплексных исследований. В отличие от публичной сферы, большинство коррупционных правонарушений в частном секторе не привлекают к себе общественное внимание и практически не освещаются средствами массовой информации^[33]. К примеру, исходя из данных отчета по результатам Всероссийского исследования «Практика противодействия корпоративному мошенничеству» 72% опрошенных российских компаний предпочитают организовывать и проводить расследования фактов мошенничества своими силами^{[34] [35]. Кроме того, некоторые компании относятся к последствиям от коррупции как к своего рода издержкам, что позволяет включать их в расходы без афиширования соответствующих целей . Отметим также, что данная специфика может стать важным фактором, влияющем на эффективность внедрения принципов Конвенции Совета Европы о гражданско-правовой ответственности за коррупцию в российскую правовую систему. С одной стороны, в случае ее ратификации должное развитие получат процедуры доказывания ущерба от коррупции и учета ее количественных показателей, а с другой, ограничение прав потерпевших лиц в случае их причастности к коррупции будет способствовать сокрытию фактов, оглашение которых невыгодно для обеих сторон противоправшных отношений.}

Вместе с тем коррупция во внутрикорпоративных отношениях имеет высокую степень негативных последствий не только для конкретного предпринимателя, но и для неопределенного круга лиц и процессов жизнедеятельности, что не позволяет относить ее проявления лишь к сфере нарушения частных интересов и разного рода издержкам. По мнению ученых, «новым по отношению к прошедшим периодам в толковании коррупционных правонарушений является оценка негативных последствий коррупции не с точки зрения выгоды отдельного предпринимателя, полученной им в результате подкупа, а с точки зрения разрушающего воздействия коррупции на функционирование и целостность рынка как макроэкономической категории»^[36]. В данном смысле также интересна характеристика «внутренней» коррупции, которую дал Красноусов С.Д.: «управленческие решения в организациях частного сектора принимаются по мотивам, которые противоречат не только интересам общества и государства, но и долгосрочным интересам самого предприятия и его работников. От этого зависят два ключевых параметра любого товара, работы и услуги - цена и качество, что влияет на размер налоговых поступлений и общий уровень жизни в стране»^{[37] [38].}

Рассматривая подобные негативные аспекты в корпоративном секторе, стоит обратить внимание на общественную опасность коррупционных проявлений в процедурах государственных закупок и предоставления публичных услуг, а также в области производства и реализации товаров, качество которых влияет на здоровье и безопасность граждан. Так, очевидны более высокие коррупционные риски публичных услуг в частном секторе в отличие от государственных услуг, имеющих установленные законодательством общие требования к их форме реализации . Не углубляясь в научные споры вокруг понятия «публичная услуга»^[39] и участвующих в ее предоставлении субъектов^[40], отметим наличие некоторых исследований о негативном влиянии «внутренней» коррупции на сферу данных услуг. Можно констатировать, что большинство из них придерживается следующего базового принципа: кто выполняет публичные услуги, государственные или негосударственные организации - вопрос зачастую для потребителей вторичный, решение которого главным образом зависит от эффективности их исполнения^[41].

Проводя подобные исследования, ученые и эксперты часто обозначают влияние «внутренней» коррупции на безопасность получателей услуг частных корпораций, включая различные аспекты транспортной безопасности, а также организационно-технические меры по борьбе с преступностью и терроризмом. Как отмечает Александрова Л.И., «гигантские суммы ассигнований, выделяемые на решение задач по обеспечению транспортной безопасности, являются притягательными для криминала. Фактически любое преступление, имеющее коррупционный характер, влияет на состояние безопасности на транспорте»^{[42] [43] [44]. В подтверждение данных слов приводятся соответствующие примеры, а также внушительные показатели выявленного контрафакта на рынке авиа и железнодорожных деталей.}

Результаты анализа научных публикаций позволяют выделить и другие сферы, где коррупционные проявления способны причинить вред здоровью, а в ряде случаев привести к гибели людей . Но, главную озабоченность специалистов вызывают последствия от коррупционных проявлений, способствующих отмыванию преступных доходов, финансированию терроризма и

-3

других преступлений .

В настоящее время можно отметить интерес к системному изучению «внутренней» коррупции и методов борьбы с ней в первую очередь со стороны научных и общественных структур, среди которых необходимо отдельно выделить роль Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, выполняющего c 2011 года функции Междисциплинарного центра по координации научного и учебнометодического обеспечения противодействия коррупции. Проведение ежегодного Евразийского антикоррупционного форума, а также заседаний указанного междисциплинарного совета позволяют получить актуальную научную и практическую информацию о различных методиках борьбы с коррупцией в частном секторе как в России, так и за рубежом. Подготовленные учеными и экспертами данного института учебные и научные материалы, содержащие сравнительный анализ правовых механизмов предупреждения коррупции разных отраслей наук, позволяют выделить из них и наиболее значимые для корпоративного сектора.

Активные исследования коррупции в корпоративном секторе проводятся различными общероссийскими отраслевыми и региональными объединениями предпринимателей, среди которых Российский союз промышленников и предпринимателей (РСПП), Торгово-промышленная палата Российской Федерации, общественные организации «ОПОРА РОССИИ» и «Деловая Россия». Осуществляемые указанными структурами совместно с Минэкономразвития России мероприятия, позволяют проводить качественный анализ передовых технологий и элементов антикоррупционных политик, в том числе присоединившихся к Антикоррупционной хартии российского бизнеса кор- пораций^{[45] [46]. Существенный объем вопросов, связанных с предупреждением коррупции в корпоративном секторе содержится и в отчетах некоммерческого партнерства «Национальный совет по корпоративному управлению» (НСКУ)2.}

Определенный базис для исследований коррупции в негосударственной сфере позволяют сформировать результаты научно-практической деятельности российских представительств ряда международных организаций, наиболее активными из которых являются АНО «Центр антикоррупционных исследований и инициатив «Трансперенси Интернешнл-Р», Российский национальный комитет Международной торговой палаты (ICC Russia), Группа

Всемирного банка в России\ Постоянное представительство МВФ в Российской Федерации, Российское отделение Ассоциации специалистов по расследованию хищений/мошенничества (ACFE), а также международные аудиторские компании «большой четверки»^{[47] [48] [49]. Значительный вклад в исследование проблем коррупции в бизнесе вносят такие организации, как Фонд «ИНДЕМ», Центр международного частного предпринимательства (CIPE) и многие другие международные профессиональные сообщества. Стоит отметить и активную позицию в данном вопросе подразделений ООН, Совета Европы, а также Организации экономического сотрудничества и развития (OECD). К примеру, в период с 1 января 2013 года по 31 декабря 2015 года в сотрудничестве с Аппаратом Уполномоченного при Президенте Российской Федерации по защите прав предпринимателей реализовывался совместный проект Совета Европы и Европейского союза «Защита прав предпринимателей в Российской Федерации от коррупционных практик» (ПРЕКОП РФ), по результатам которого подготовлено несколько технических документов, в числе которых доклад «Коррупционные риски и механизмы защиты прав предпринимателей в Российской Федерации» [50].}

Результаты исследований коррупции в частном секторе, проведенных указанными организациями, раскрывают широкий спектр разнообразных организационно-правовых механизмов борьбы с данным явлением, что требует их четкой систематизации и нормативного описания с учетом российской правовой системы. Более того, встает вопрос о необходимости дальнейшей дифференциации и самих общественных отношений, складывающихся в негосударственной сфере, что должно привести к конкретизации объектов ан- тикоррупционого регулирования. Как отмечает доктор юридических наук В.И.Михайлов, задача сводится не к изобретению или конструированию понятия (коррупция), а к правильному определению того фрагмента действительности, который именуется коррупцией и в отношении которого будет применяться комплекс соответствующих мер \ Подобное мнение актуально и для формирования административно-правовых мер по предупреждению коррупции в частном секторе, содержащем разнородные по своему правовому положению субъекты и объекты воздействия.

В настоящее время основные международные и российские антикоррупционные правовые акты придерживаются принципа деления методов правового обеспечения предупреждения коррупции в зависимости от принадлежности организации к частному или публичному сектору. В свою очередь в данных документах не содержится четкой классификации элементов частного сектора, который в большинстве случаев раскрывается только через противопоставление публичной сфере. Ученые также не предлагают классификацию антикоррупционных технологий, основанную на принадлежности корпораций к конкретной отрасли хозяйства^{[51] [52]}.

Вместе с тем на наличие потребности в дифференциации антикоррупционных механизмов по различным сферам экономики в первую очередь указывает их несбалансированное развитие в частном секторе, что видно на примере финансовой сферы. Комплексное изучение правового обеспечения предупреждения коррупции в данной сфере позволяет констатировать обособленность его механизмов от схожих антикоррупционных мер других сфер экономики. Кроме того, имеется специфика данного правового обеспечения, которая заключается не только в императивном характере методов воздействия, но и особом влиянии его норм-принципов на деятельность коммерческих корпоративных организаций в других сферах экономики. Так, большинство мер по предупреждению коррупции изначально заложено в финансовое законодательство, в том числе через нормы банковского регулирования, а также рекомендации Базельского комитета по банковскому надзору (Basel Committee on Banking Supervision)^[53]. Кроме того, финансовая сфера содержит регламентированные нормативными правовыми актами контрольные механизмы^[54], а также мощные международные стандарты противодействия отмыванию денег и финансированию терроризма^[55] и рекомендации Группы разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег (FATF)^[56]. Также отметим, что деятельность большинства российских кредитно-финансовых организаций встроена в единую международную систему противодействия отмывания доходов и финансирования терроризма (ПОД/ФТ), основные принципы которой содержатся в Федеральном законе от 7 августа 2001 года № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»^[57]. Важную роль финансовой сферы при решении задач по повышению прозрачности корпораций и минимизации связанных с их деятельностью коррупционных рисков неоднократно подчеркивал и директор Росфинмониторинга Ю.А.Чиханчин^[58].

На особое значение финансовой сферы для предупреждения коррупции в других сферах экономики указывают также многие международные акты, в том числе статья 14. «Меры по предупреждению отмывания денежных средств» Конвенции ООН против коррупции. Соответствующая роль финансовой сферы обозначена и в нормативных актах иностранных государств.

Так, в США огромное влияние на борьбу с коррупцией оказывает финансовое законодательство, в том числе Закон Сарбейнза-Оксли 2002 года (SOX)^{[59] [60]}, Закон о реформировании Уолл-стрит и защите потребителей 2010 года (Dodd - Frank Act) , Закон о налогообложении иностранных счетов 2010 года (FATCA)^[61].

Таким образом, можно сделать вывод, что с учетом организационноправового единства некоторых антикоррупционных механизмов и методов ПОД/ФТ во всем мире у организаций финансовой сферы имеются определенные в законодательстве функции по противодействию коррупции. Кроме того, проведенное в рамках работы исследование современных механизмов противодействия коррупции в частном секторе позволяет утверждать о заимствовании большинства их принципов из финансовой сферы. Вместе с тем, в отличие от рассмотренной ситуации, нормы международного права и российского законодательства о противодействии коррупции не позволяют выделить другие сферы экономики в качестве самостоятельного объекта антикоррупционного регулирования.

Как ранее обозначено, современные подходы в российской антикоррупционной правоприменительной практике явно указывают на зависимость методов административно-правового регулирования противодействия коррупции в корпорациях только от степени участия в их управлении государства. Так, постановлением Правительства Российской Федерацией от 22.07.2013 № 613^[62] утвержден перечень организаций, на отдельную категорию работников которых налагаются дополнительные антикоррупционные стандарты поведения. Статьей 349.1. Трудового кодекса Российской Федерации (далее - ТК РФ)^{[63] [64] [65]} установлены особенности регулирования труда работников государственных корпораций, публично-правовых компаний и государственных компаний, содержащие антикоррупционные требования к отдельной категории их работников, а постановлением Правительства Российской Федерацией от 21 августа 2012 года № 841 разъяснены процедуры соблюдения работниками государственных корпораций и государственных компаний положений статьи 349.1 Трудового кодекса Российской Федерации. В свою очередь, статьей 81 ТК РФ определен порядок расторжения трудового договора по инициативе работодателя в связи с непринятиям работником мер по предотвращению или урегулированию конфликта интересов, стороной которого он является, а также невыполнением иных антикоррупционных требований в случаях, предусмотренных ТК РФ, другими федеральными законами, нормативными правовыми актами Президента Российской Федерации и Правительства Российской Федерации, если указанные действия дают основание для утраты доверия.

Таким образом, российское законодательство четко устанавливает антикоррупционные принципы поведения только для отдельной категории работников организаций публичного сектора. Вместе с тем необходимо рассмотреть тенденцию распространения антикоррупционных стандартов не только на сотрудников, но и на деятельность корпораций с государственным участием. Так, с 2016 года Росимуществом подобные стандарты внедряются в системы управления рисками и внутреннего контроля акционерных обществ с государственным участием . В настоящее время РСПП формирует предложения о распространении дополнительных антикоррупционных стандартов деятельности на все государственные организации. Стоит отметить, что описанные тенденции сопряжены с логикой и принципами административно-правового регулирования в сфере экономики, где наиболее «жесткие» и императивные нормы распространяются в основном на организации, имеющие государственные функции или представляющие публичный интерес.

Помимо рассмотренных актов, касающихся государственных компаний, отметим положения статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ «Обязанность организаций принимать меры по предупреждению коррупции», устанавливающие перечень соответствующих мер для всех организаций в Российской Федерации. В развитие данных положений Минтруд России, являясь федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по разработке и организации внедрения и консультативно-методическому обеспечению мер, направленных на предупреждение коррупции в организациях^{[66] [67], опубликовал рекомендации по разработке и принятию мер по предупреждению коррупции2.}

Таким образом, административно-правовое регулирование мер по предупреждению коррупции затрагивает все организации независимо от их форм собственности, организационно-правовых форм, отраслевой принадлежности и иных обстоятельств. Как уже обозначено, методы данного регулирования также различаются в зависимости от публично-правового статуса конкретного типа организации. Вместе с тем, по мнению Минтруда России, важное значение для предупреждения коррупции имеют элементы организационной структуры организации, что указывает на связь принимаемых в организации антикоррупционных мер и правового статуса субъекта, воздействующего на данные элементы. К примеру, публичный статус организаций дает дополнительные полномочия в сфере противодействия коррупции не только Росимуществу, но и органам прокуратуры, что уже существенно отличает их от частных корпораций^{[68] [69] [70]}.

В итоге, административно-правовое регулирование в Российской Федерации предупреждения коррупции в корпоративном секторе существенно различается в зависимости от публичного-правового статуса конкретной организации, а не специфики ее деятельности, что не только снижает адресность соответствующих мер, но и усиливает обозначенную в научных трудах доктора юридических наук Т.Я.Хабриевой проблему обеспечения «единства принципов противодействия коррупции в государственной и негосударственной сферах» . Кроме того, с учетом проблемы определения публичности

3

организации , приватизации и «деприватизации» однородных по деятельности корпораций, но имеющих разный публичный статус, негативно повлияет на качество правового обеспечения противодействия коррупции в Российской Федерации. Также стоит отметить, что в отличие от системы публичного управления данный подход в корпоративном секторе экономики способен привести к нарушению конституционного принципа равной защиты всех форм собственности.

В настоящее время отсутствие четких характеристик частного и публичного секторов позволяет понятийно относить проявление коррупции в деятельности корпоративных организаций к элементам общественных отношений негосударственной сферы. Вместе с тем в Декларации ООН о борьбе с коррупцией и взяточничеством в международных коммерческих операциях выделены как частные, так и государственные корпорации. В свою очередь необходимо отметить, что в корпоративном секторе российской экономики присутствуют различные по организационно-правовой форме корпорации, что указывает на неоднородность подходов к правовому обеспечению мер по предупреждению коррупции и в данном секторе.

Таким образом, можно выдвинуть рабочую гипотезу, что с учетом рассмотренной специфики финансовой сферы и недостатков деления организаций по принадлежности к частному или публичному сектору, целесообразно применять подход к выбору методов административно-правового регулирования предупреждения коррупции в российском корпоративном секторе в зависимости от специфики организационно-правовой структуры, характерной для определенного типа корпорации в конкретной сфере экономики. В целях повышения качества данного регулирования автор предлагает выделить область деятельности коммерческих корпоративных организаций в нефинансовой сфере российской экономики в качестве самостоятельного объекта научно-методологических исследований и административно-правовых методов в сфере противодействия коррупции.

Не углубляясь в научные дискуссии вокруг понятия «корпоративный сектор», определим в соответствии с российским законодательством область деятельности коммерческих корпоративных организаций в нефинансовой сфере российской экономики.

Федеральным законом от 5 мая 2014 года № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и

0 признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации»^{[71] [72]} установлены виды юридических лиц, которые делятся на унитарные и корпоративные. Статьей 65.1. Корпоративные и унитарные юридические лица. ГК РФ юридические лица, учредители (участники) которых обладают правом участия (членства) в них и формируют их высший орган в соответствии с пунктом 1 статьи 65.3 настоящего Кодекса, отнесены к корпоративным юридическим лицам (корпорациям) . В свою очередь, § 2. «Коммерческие корпоративные организации» ГК РФ содержит статью 66, которая в качестве данных юридических лиц определила корпорации со следующими организационно-правовыми формами: полные товарищества или товарищества на вере, акционерные общества или общества с ограниченной ответственностью. Статьей 66.3 ГК РФ корпорации по наличию или отсутствию листинга на фондовой бирже соответственно разделены на публичные и непубличные. Кроме того, положения статей 66 и 96 ГК РФ устанавливают особенности правового положения кредитных организаций, что позволяет четко выделить область деятельности коммерческих корпоративных организаций в нефинансовой сфере российской экономики.

Можно констатировать, что последние изменения ГК РФ вводят не только четкое определение формы корпорации, но и описывают критерии публичности компаний, устраняя при этом юридическую зависимость данного статуса от степени важности деятельности его владельца для государства и общества. К примеру, в современной российской практике встречаются социально значимые корпорации, фирменные наименования которых не содержат ссылок на их публичность^{[73] [74]. Вместе с тем в статье 50 ГК РФ описаны публично-правовые компании и государственные корпорации, деятельность которых регламентирована отдельными законами. Так, в соответствии с Федеральным законом от 3 июля 2016 года № 236-ФЗ «О публичноправовых компаниях в Российской Федерации и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» публично-правовой компанией является унитарная некоммерческая организация, созданная Российской Федерацией в порядке, установленном настоящим Федеральным законом, наделенная функциями и полномочиями публично-правового характера и осуществляющая свою деятельность в интересах государства и общества. Статьей 65.1. Корпоративные и унитарные юридические лица. ГК РФ государственная корпорация и публично-правовая компания, несмотря на их наименования, отнесены к унитарным юридическим лицам. В связи с тем, что образованные в данных формах организации не являются корпоративными юридическими лицами и действуют на основании федеральных законов в интересах государства целесообразно отнести их к государственной или публичной сфере.}

Таким образом, в целях определения целесообразности рассмотрения области деятельности коммерческих корпоративных организаций в нефинансовой сфере российской экономики в качестве самостоятельного объекта административно-правовых мер по предупреждению коррупции сформулируем данную область как сферу экономики, представленную деятельностью обозначенных в ГК РФ хозяйственных товариществ и обществ, за исключением перечисленных в пункте 7 статьи 66 ГК РФ организаций.

Для удобства использования предложенная область будет обозначаться как нефинансовая сфера российской экономики, но только в целях настоящего диссертационного исследования.

В качестве явного положительного эффекта от предложенного выделения нефинансовой сферы российской экономики в административноправовом регулировании противодействия коррупции можно обозначить и снятие проблемных вопросов, связанных с выполнением обременительных для хозяйственных товариществ, крестьянских (фермерских) хозяйств и иных малых организаций, по сути относящихся к личному сектору экономики, требований антикоррупционного законодательства^[75]. Кроме того, корпорации с государственным участием могут стать не только экспериментальными образцами для исследования эффективности внедрения новых антикоррупционных механизмов в деятельность коммерческих корпоративных организаций, но и быть наглядным положительным примером для частных корпораций.

Изучение способов реализации указанного подхода выявило ряд проблем правоприменения в нефинансовой сфере российской экономики норм- дефиниций международного права и российского законодательства о противодействии коррупции.

В настоящее время многие эксперты и ученые отмечают нацеленность не только органов власти, но и самих предпринимателей на борьбу с коррупцией в первую очередь в системе государственного управления^[76], в связи с чем, понятие «коррупция» главным образом ассоциируется с публичной сферой. В свою очередь, охваченные данным понятием негативные явления в частном секторе часто относят либо к корпоративному мошенничеству, хищениям и другим схожим по объекту посягательства правонарушениям, либо к разновидности морально-этического проступка. Подобная ситуация отрицательно влияет не только на обеспечение единства принципов противодействия коррупции в государственной и негосударственной сферах, но и на эффективность борьбы с коррупцией. Как отмечает академик РАН Т.Я.Хабриева, «нельзя допускать сосредоточение правоохранительных органов на борьбе с менее общественно опасными, но легче выявляемыми и раскрываемыми коррупционными преступлениями»^[77].

Вместе с тем, сложность при определении коррупции возникает не только в частной, но и публичной сфере. На недостатки в трактовке коррупции обратила внимание и Председатель Счетной палаты Российской Федерации Т.А.Голикова, которая отметила, что «сегодня отсутствует единообразная трактовка коррупции. В правовых актах, в том числе международного уровня, используются общие определения данного явления, не отражающие сущности коррупции как социального явления и не учитывающие многообразие ее проявлений»^[78]. Авторами также делаются выводы, что в странах с переходной экономикой уровень коррупции изначально воспринимается как высокий в связи с чем, термин «коррупция» применяется чаще, чем для аналогичных характеристик многих социально-экономических отношений, которые в странах «первого» мира в категорию коррупционных не попадают. В этой связи, констатирует Красноусов С.Д., «итог - в иностранных государствах складывается мнение об очень высоком уровне коррупции в отдельных странах и невозможности достижения определенных целей без коррупционных схем»^[79]. Очевидно, что с учетом влияния уровня коррупции в стране на инвестиционную привлекательность национальных компаний и экономику в целом, несовершенство подходов к определению данного негативного явления отражается и на деятельности корпораций в нефинансовой сфере российской экономики.

В силу того, что поиск наиболее применимого к указанной сфере российской экономики определения коррупции не является целью диссертационного исследования, рассмотрим данный аспект с точки зрения имеющейся неоднозначности при соотношении понятий коррупция и корпоративное мошенничество, а также других схожих по объекту посягательства корпоративных правонарушений.

В российском законодательстве дано четкое определение коррупции, которое одинаково применимо как в государственном, так и частном секторе «коррупция:

а) злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами;

б) совершение деяний, указанных в подпункте «а» настоящего пункта, от имени или в интересах юридического лица»^[80].

В свою очередь ученые предлагают как широкие по охвату определения, так и классификацию коррупции по масштабу территориального охвата, по уровню субъектов, по степени предсказуемости, по степени открытости коррупционного мотива, по характеру полномочий лица и другим критериям^[81]. Вместе с тем при рассмотрении коррупции в частном секторе в большинстве случаев авторы ограничиваются сферой управленческой деятельности негосударственных организаций, основываясь на обозначенном в законодательстве коммерческом подкупе^[82].

Несмотря на имеющиеся дискуссии вокруг нормативного описания коррупции, изучение ситуации с определением понятия «корпоративное мошенничество», как и в целом корпоративного правонарушения, обнаруживают полное отсутствие единых подходов в формировании соответствующих юридических конструкций. Данный аспект наиболее заметен при рассмотрении различных методик противодействия корпоративному мошенничеству и хищениям, которые позволяют констатировать, что на сегодняшний момент в российской и международной практике деятельности коммерческих корпораций сформировалась отличная от законодательно регулируемой сферы противодействия коррупции прикладная отрасль противодействия корпоративному мошенничеству и хищениям. Указанная отрасль, не исключая вопросы противодействия коррупции, имеет самостоятельное методологическое обеспечение, многоуровневый образовательный процесс и сложившееся экспертное сообщество^[83].

Вместе с тем, решая прикладные задачи противодействия корпоративным правонарушениям, соответствующие методики устанавливают объем понятия «коррупция» без учета принятых в законодательстве о противодействия коррупции юридических конструкций. К примеру, в своих материалах эксперты ACFE, определяя место коррупции среди видов мошенничества и злоупотребления в профессиональной деятельности, видят данное явление как элемент, содержащий негативные аспекты конфликта интересов, взятни- чества, экономического вымогательства, а также вопросы запретов к принятию подарков. В то же время коррупция занимает равнозначные позиции с незаконным присвоением активов и мошеннической отчетностью. Примечательно и предложенное иностранными учеными данной ассоциации определение мошенничества и злоупотребления в профессиональной деятельности, которое раскрывается через «использование лицом своего положения с целью личного обогащения посредством умышленного ненадлежащего использования или злоупотребления ресурсами и активами организации работодателя» ^[84]. В качестве ключевых параметров данного вида мошенничества отмечены скрытый характер противоправной деятельности, целью которой является извлечение сотрудником финансовой выгоды в нарушение своих обязанностей перед компанией, что приводит к нанесению ей ущерба^[85].

Нетрудно отметить схожесть данных параметров с предложенными в литературе формами описания коррупции. Кроме того, дальнейшее изучение подходов ученых ACFE выявляет проблему и в их авторском толковании терминов «злоупотребление» и «мошенничество», которые раскрываются через понятия «обман», «нарушение отношений, основанных на доверии», «растрата» и «кража». Данную проблему признают и сами авторы «мы столкнулись с тем, что при толковании двух самостоятельных понятий, а именно «злоупотребление» и «мошенничество», используются одни и те же языковые формы»^[86].

В международной экспертной среде подходы к разграничению объемов понятий «коррупция» и «корпоративное мошенничество» базируются в основном на логике включение отношений, связанных с коррупцией, в общий блок корпоративного мошенничества. К примеру, работники KPMG относят к видам корпоративного мошенничества «коррупцию», «хищение активов», «использование служебного положения в личных целях»^{[87] [88] [89]}. Подобной логике следуют и эксперты РСПП, которые под корпоративным мошенничеством понимают «любые действия сотрудников или собственников Компании, связанные со злоупотреблением оказанным им доверием в личных целях, но в ущерб интересам Компании, как то: любые формы хищения ее активов, а также любые коррупционные проявления» . Отчет по результатам совместного исследования РСПП и юридической фирмы VEGAS LEX содержит мнение опрошенных, в соответствии с которым один из законодательно установленных элементов коррупции «коммерческий подкуп» 74% респондентов относят к самому распространенному способу корпоративного мошенничества. Кроме того, приведенная в отчете диаграмма, отражающая способы корпоративного мошенничества, явно указывает на схожесть его видов с различными

3

проявлениями коррупции .

Вместе с тем ряд авторов обращают внимание на более широкое толкование термина «корпоративное мошенничество», чем установленные в Уголовном кодексе Российской Федерации (УК РФ)^[90] схожие по наименованию преступления^[91]. В этой связи целесообразно рассмотреть соответствующие положения, раскрывающие понятие мошенничества в российском законодательстве.

В соответствии с УК РФ состав преступления «мошенничество» содержится в главе 21. «Преступления против собственности» раздела VIII. «Преступления в сфере экономики», где также перечислены его следующие формы «мошенничество в сфере кредитования», «мошенничество при получении выплат», «мошенничество с использованием платежных карт», «мошенничество в сфере страхования» «мошенничество в сфере компьютерной информации»¹. Под мошенничеством понимается «хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием». Для целей исследования интересно положение частей 3 и 5 статьи 159 УК РФ, устанавливающих отягчающие последствия мошенничества при совершении данного преступления лицом с использованием своего служебного положения, а также в случае, когда его исполнение сопряжено с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, если это деяние повлекло причинение значительного ущерба.

Рассмотрению мошенничества посвящены и положения КоАП РФ, где в статье 7.27. «Мелкое хищение», наравне с кражей и присвоением, мошенничество упоминается как способ реализации данного правонарушения: «мелкое хищение чужого имущества, стоимость которого не превышает одну тысячу рублей, путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты при отсутствии признаков преступления».

В свою очередь, традиционно относящийся к перечню «коррупционных преступлений» и периодически утверждаемый Генеральной прокуратурой Российской Федерации совместно с МВД России перечень статей УК РФ, используемых при формировании статистической отчетности указывает в числе преступлений коррупционной направленности (Перечень № 23) «3.6. Преступления, относящиеся к перечню при наличии в статистической карточке отметок о коррупционной направленности преступления, о совершении преступления должностным лицом, государственным служащим и муниципальным служащим, а также лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, с использованием своего служебного положения: чч. 3, 4, 5, 6 и 7 ст. 159, чч. 3 и 4 ст. 159.1, чч. 3 и 4 ст. 159.2, чч. 3 и 4 ст. 159.3, ст. 159.4, чч. 3 и 4 ст. 159.5, чч. 3 и 4 ст. 159.6»^[92]. Одновременно с данным перечнем Генеральной прокуратурой Российской Федерации в целях совершенствования ведомственной статистической отчетности введен в действие статистический отчет «Надзор за исполнением законодательства о противодействии коррупции и результаты расследования уголовных дел о преступлениях коррупционной направленности» по форме К и Инструкции по его составлению», в котором имеется раздел 12. «Сведения о расследовании уголовных дел коррупционной направленности (без повторных)», содержащий указание на различные составы мошенничества^[93]. Таким образом, в методике отчетности основных в данной сфере надзорных и правоохранительных органов в отличие от экспертного сообщества мошенничество однозначно отнесено к коррупционным правонарушениям.

Вместе с тем, как было отмечено, в российском законодательстве отсутствует нормативное закрепление понятия «корпоративное мошенничество», а также встречающийся в литературе его аналог «коммерческое мошен- ничество»^[94]. Более того, само мошенничество впрямую не указано при перечислении правонарушений, составляющих объем понятия «коррупция» в Федеральном законе № 273-ФЗ. В этой связи говорить об однозначном соотношении объемов рассматриваемых понятий преждевременно, что в ряде случаев также приводит к ошибочной квалификации не связанных с коррупцией противоправных деяний, в том числе мошенничества без использования своего служебного положения. Вместе с тем в сфере внутреннего аудита имеется случай упоминания в нормативных правовых актах Российской Федерации корпоративных правонарушений, что может усилить обозначенные негативные аспекты. Так, приказом Минтруда России утвержден профессиональный стандарт «Внутренний аудитор», который содержит указание на «знания методов оценки и управления рисками внутрикорпоративных злоупотреблений, в том числе мошенничества» ^[95].

Помимо отмеченных аспектов нормативного понимания коррупции в частном секторе, свое негативное влияние оказывают и методики аудита мошенничества, содержащие технологии форензик^{[96] [97] [98]}, а также получивший международное признание антикоррупционный комплаенс, базирующийся на иностранных принципах разделения понятий «коррупция» и «мошенничество», в том числе продвигаемых Всемирным банком . Кроме того, неоднозначность в нормативное понимание коррупции вносит и специфика предпринимательской деятельности, определяющая значимость экономических подходов в изучении коррупции. Как указано в работе, экономисты рассматривают проявление данного негативного явления в качестве примера «оппор-

4

тунизма», относя к нему «ложь, мошенничество, воровство» .

Рассмотренные тенденции объясняют факт существования в практике российского корпоративного сектора своеобразного деления антикоррупционных мероприятий на меры, призванные обеспечить соответствие требованиям законодательства в сфере противодействия коррупции, и меры, отвечающие их собственным интересам по обеспечению корпоративной безопасности бизнеса, а также снижению предпринимательских рисков и издержек, в том числе от коррупции. Несмотря на то, что разрабатываемые в данном секторе различные методики противодействия корпоративному мошенничеству все чаще обращаются к понятию «коррупция», а указанная тенденция способствуют естественному распространению антикоррупционных принципов^[99], в большинстве случаев российскими предпринимателями соответствие нормативным требованиям воспринимается только как очередная вмененная со стороны государства функция по защите публичных интересов, о чем свидетельствует и активно развивающийся рынок услуг антикоррупционного комплаенса. Так, осуществляя указанный комплаенс в виде аудита на соответствие требованиям антикоррупционного законодательства, ряд компаний параллельно оказывают услуги в области расследования мошенничества и содействия в спорных ситуациях, которые содержат вопросы профилактики коррупции^{[100] [101]}. Показательным является и наличие в некоторых корпоративных актах работающих в России иностранных компаний разделения однородных явлений противоправной деятельности на «коррупцию» и «мошенничество», что влияет на развитие амбивалентности по отношению к системным мерам по предупреждению коррупции в нефинансовой сфере российской экономи-

3

ки .

В свою очередь, результаты изучения различных антикоррупционных методик для предпринимателей, а также научных положений о формах и видах коррупции в бизнесе позволили обнаружить процессы, одновременно подверженные перечисленным явлениям. К примеру, очевидно сходство с видами деятельности, имеющими коррупционный риск, следующих бизнеспроцессов, критичных с точки зрения корпоративного мошенничества:

— реализация инвестиционных проектов;

— капитальное строительство;

— закупочная деятельность;

— финансовые операции и другие ^[102].

Существенным в данном смысле для рассмотрения негативных последствий от коррупции являются некоторые показатели всероссийского исследования практики противодействия корпоративному мошенничеству, в котором 60% от числа его участников констатировали выявление фактов корпоративных преступлений или их признаков^{[103] [104].}

В соответствии с выводами данного отчета корпоративное мошенничество приводит к:

— значительным финансовым потерям (16% респондентов отметили, что убытки превышают 1 млн долл. США);

— ущербу бренду компании;

— замедлению темпов развития бизнеса;

— увольнению сотрудников и потере доверия в коллективе.

Приведенные показатели согласуются с научными исследованиями

коррупции, в том числе таких ее видов как коммерческий подкуп. Сходство можно обнаружить и при изучении форм проявления деловой коррупции³, имеющих общий характер с соответствующей противоправной деятельностью при корпоративном мошенничестве.

В свою очередь, ученые предлагают множество моделей поведения при двусторонней коррупции в частном секторе, которые схожи с аналогичными проявлениями в мошеннических схемах:

— заинтересованность лиц, предоставляющих или получающих коррупционные услуги друг в друге;

— отсутствие подобной заинтересованности;

— дисбаланс, когда лицо, предоставляющее коррупционные услуги, заинтересовано в их реализации, а потенциальный покупатель нет;

— дисбаланс, когда лицо, способное предоставить коррупционные услуги, не заинтересовано в их реализации, но заинтересован покупатель^[105].

В данном смысле примечательны и предложенные экономистами модели сходных форм оппортунизма, в качестве которых выделяют^[106]:

— оппортунизм акционера по отношению к менеджеру;

— оппортунизм менеджера по отношению к акционеру;

— оппортунизм менеджера по отношению к наемному работнику;

— оппортунизм наемного работника по отношению к менеджеру.

Таким образом, не углубляясь в рассмотрение соотношения целей и задач технологий противодействия коррупции и корпоративного мошенничества, можно говорить о наличии в них схожих по характеристикам субъектов и объектов воздействия, а также базирующихся на классификации сторон подкупа моделей противоправных отношений. В этой связи, для целей диссертационного исследования, объем понятия «корпоративное мошенничество» и схожие с ним явления условно рассматриваются как элементы сферы противодействия коррупции.

Очевидно, что сложившаяся ситуация с неоднозначным соотношением объемов понятий «коррупция» и «корпоративное мошенничество» негативно сказывается на обеспечении единства принципов противодействия коррупции в государственной и негосударственной сферах, в том числе при формировании в них единой методологии и понятийного аппарата. Более того, подобная ситуация также способствует формальному подходу к выполнению корпорациями обозначенных в антикоррупционном законодательстве требований и нивелирует попытки государства установить принципы неприятия коррупции во всех ее проявлениях.

Исходя из сути большинства мер по предупреждению коррупции, их эффективность напрямую зависит от заинтересованности собственников, руководства и менеджмента корпораций в результатах как вмененных им законодательством антикоррупционных процедур, так и собственных политик предупреждения коррупционных правонарушений. Таким образом, можно говорить не только о развитии косвенных мер административного воздействия, имеющих стимулирующий характер по отношению к выполнению императивных норм, но и включение элементов соответствующих корпоративных технологий в сферу административно-правового регулирования. Очевидно, что данный подход эффективен лишь при четком и единообразном нормативном понимании явления «коррупция» во всех сферах жизнедеятельности.

В Российской Федерации среди основных принципов Национальной стратегии противодействия коррупции определено «использование в противодействии коррупции системы мер, включающей в себя меры по предупреждению коррупции, по уголовному преследованию лиц, совершивших коррупционные преступления, и по минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных деяний, при ведущей роли на современном этапе мер по предупреждению коррупции»^[107]. Вместе с тем в положениях отечественных и международных антикоррупционных актов не содержится четкого термина «предупреждение коррупции», а также нормативно закрепленного объема соответствующих мер, что в совокупности с описанной проблемой соотношения понятий «коррупция» и «корпоративное мошенничество» создает риски для предпринимательской деятельности.

В России основные направления, принципы и правовые средства противодействия коррупции установлены в Федеральном законе № 273-ФЗ, где «противодействие коррупции - деятельность федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, органов местного самоуправления, институтов гражданского общества, организаций и физических лиц в пределах их полномочий:

а) по предупреждению коррупции, в том числе по выявлению и последующему устранению причин коррупции (профилактика коррупции);

б) по выявлению, предупреждению, пресечению, раскрытию и расследованию коррупционных правонарушений (борьба с коррупцией);

в) по минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных правонарушений».

Очевидно, что данное понятие содержит двойственность определения мер по предупреждению коррупции, отнесенных им одновременно к профилактике и борьбе с коррупцией. Суть и содержание профилактических мер раскрывает статья 6. Меры по профилактике коррупции. Федерального закона № 273-ФЗ. Вместе с тем статьей 7 данного Федерального закона установлены основные направления деятельности государственных органов по повышению эффективности противодействия коррупции, которые, однако, не позволяют их однозначно классифицировать.

В отличие от Федерального закона № 273-ФЗ методические рекомендации Минтруда России раскрывают термин «предупреждение коррупции»^[108]. Кроме того, в качестве способа предупреждения коррупции в них обозначено не только предотвращение и урегулирование конфликта интересов в деятельности организации и ее работников, но и его выявление, что не противоречит логике Федерального закона № 273-ФЗ в силу отнесения законодателем конфликта интересов не к коррупционным правонарушениям, а к одной из причин коррупции. Вместе с тем, так как обеспечение недопущения совершения противоправных действий зависит от эффективности мер выявления и пресечения коррупционных правонарушений, данная формулировка однозначно не раскрывает характер и объем профилактических мер. Более того, термины «противодействие коррупции» и «предупреждение коррупции» в указанном документе разделены по виду владельцев соответствующих механизмов^[109], а дальнейшее раскрытие мер сопровождается совокупной формулировкой «предупреждение и противодействие коррупции», что не позволяет однозначно выделить объем предупредительных мер.

В силу того, что в Национальной стратегии противодействия коррупции имеется ссылка на ее разработку с учетом мер по предупреждению коррупции и по борьбе с ней, предусмотренных Конвенцией ООН против коррупции, Конвенцией об уголовной ответственности за коррупцию и другими международными правовыми документами по противодействию коррупции, рассмотрим часть из них на предмет определения объема мер по предупреждению коррупции. Стоит отметить, что для цели данного изучения в работе использованы официальные тексты международных документов на русском языке. Диссертационное исследование не затрагивает лингвистических особенностей перевода понятия «предупреждение коррупции» с английского языка в силу нижеобозначенных негативных факторов его применения именно в российской правовой системе.

В преамбуле Конвенции ОЭСР по борьбе с подкупом иностранных должностных лиц при осуществлении международных коммерческих сделок ее участники призывают к принятию эффективных мер по пресечению, предупреждению и борьбе с подкупом, что логически отделяет борьбу с отдельными видами коррупции от мероприятий по их пресечению и предупреждению. Подобное разделение содержится и в тексте прилагаемых к Конвенции пересмотренных рекомендаций Совета по мерам борьбы со взяточничеством в международных деловых операциях. В свою очередь, Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности при перечислении мер против коррупции придерживается в основном логики отделения мер по предупреждению от выявления и наказания.

Вместе с тем один из основных международных актов сферы - Конвенция ООН против коррупции (далее - Конвенция) в Главе II «Меры по предупреждению коррупции» использует совокупную формулировку «предупреждение и противодействие коррупции», что можно увидеть из названий статей - статья 5 «Политика и практика предупреждения и противодействия коррупции», статья 6 «Орган или органы по предупреждению и противодействию коррупции». Данные статьи также призывают устанавливать и поощрять эффективные виды практики, направленные на предупреждение коррупции, указывая при этом на необходимость оценки административных мер с целью определения их адекватности с точки зрения предупреждения коррупции и борьбы с ней, что логически разделяет данные меры на предупреждение и борьбу. Среди мер по предупреждению коррупции можно выделить отмеченные в статье 7 «Публичный сектор» Конвенции. Стоит обратить внимание и на статью 8 «Кодексы поведения публичных должностных лиц» Конвенции, положения которой нацелены на борьбу с коррупцией: «возможность установления мер и систем, способствующих тому, чтобы публичные должностные лица сообщали соответствующим органам о коррупционных деяниях, о которых им стало известно при выполнении ими своих функций», «меры и системы, обязывающие публичных должностных лиц представлять соответствующим органам декларации, среди прочего, о внеслужебной деятельности, занятиях, инвестициях, активах и о существенных дарах или выгодах, в связи с которыми может возникать коллизия интересов в отношении их функций в качестве публичных должностных лиц», «дисциплинарных или других мер в отношении публичных должностных лиц, которые нарушают кодексы или стандарты, установленные в соответствии с настоящей статьей».

Таким образом, антикоррупционные механизмы в виде уведомления о ставших известными фактах коррупции, обязанности предоставления сведений о доходах и имуществе, а также введение ответственности за их невыполнение в Конвенции отнесены к мерам борьбы с коррупцией.

Не раскрывая положения статьи 9 «Публичные закупки и управление публичными финансами» Конвенции обозначим лишь их направленность на регулирование указанных в ее названии сфер, в том числе за счет «создания надлежащих систем закупок, которые основываются на прозрачности, конкуренции и объективных критериях принятия решений и являются эффективными, среди прочего, с точки зрения предупреждения коррупции», а также надлежащие меры по содействию прозрачности и отчетности в управлении публичными финансами.

Наиболее актуальной для целей исследования можно считать статью 12 «Частный сектор» Конвенции, содержащую следующие меры предупреждения коррупции в данном секторе:

a) содействие сотрудничеству между правоохранительными органами и соответствующими частными организациями;

b) содействие разработке стандартов и процедур, предназначенных для обеспечения добросовестности в работе соответствующих частных организаций, включая кодексы поведения для правильного, добросовестного и надлежащего осуществления деятельности предпринимателями и представителями всех соответствующих профессий и предупреждения возникновения коллизии интересов, а также для поощрения использования добросовестной коммерческой практики в отношениях между коммерческими предприятиями и в договорных отношениях между ними и государством;

c) содействие прозрачности в деятельности частных организаций, включая, в надлежащих случаях, меры по идентификации юридических и физических лиц, причастных к созданию корпоративных организаций и управлению ими;

d) предупреждение злоупотреблений процедурами, регулирующими деятельность частных организаций, включая процедуры, касающиеся субсидий и лицензий, предоставляемых публичными органами для осуществления коммерческой деятельности;

e) предупреждение возникновения коллизии интересов путем установления ограничений, в надлежащих случаях и на разумный срок, в отношении профессиональной деятельности бывших публичных должностных лиц или в отношении работы публичных должностных лиц в частном секторе после их выхода в отставку или на пенсию, когда такая деятельность или работа прямо связаны с функциями, которые такие публичные должностные лица выполняли в период их нахождения в должности или за выполнением которых они осуществляли надзор;

f) обеспечение того, чтобы частные организации, с учетом их структуры и размера, обладали достаточными механизмами внутреннего аудиторского контроля для оказания помощи в предупреждении и выявлении коррупционных деяний и чтобы счета и требуемые финансовые ведомости таких частных организаций подлежали применению надлежащих процедур аудита и сертификации.

Также для целей исследования объема мер по предупреждению коррупции необходимо обратить внимание и на положения статьи 13 «Участие общества» Конвенции: «усиление прозрачности и содействие вовлечению населения в процессы принятия решений», «обеспечение для населения эффективного доступа к информации», «проведение мероприятий по информированию населения, способствующих созданию атмосферы нетерпимости в отношении коррупции, а также осуществление программ публичного образования», обеспечение того, чтобы органы по противодействию коррупции «были известны населению, и обеспечивает доступ к таким органам для представления им сообщений».

Стоит отметить, что рассмотрение положений Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию также не дало представления об объеме мер по предупреждению коррупции, указав на мероприятия в части их уголовно-правовых характеристик.

В целом можно констатировать, что вне зависимости от принадлежности организаций к государственному, частному или иным секторам экономики результаты проведенного анализа международных актов в сфере противодействия коррупции подтвердили отсутствие единого подхода к раскрытию объема мер по предупреждению коррупции. В рамках исследования удалось сформировать только их общую совокупность.

Возвращаясь к логике российского законодательства, отметим, что в Федеральном законе № 273-ФЗ меры по предупреждению коррупции условно разделены на:

— профилактические меры, включающие выявление и последующее устранение причин коррупции;

— меры предупреждения коррупционных правонарушений, но не включающие выявление, пресечение, раскрытие и расследование коррупционных правонарушений (борьба с коррупцией)^{[110] [111].}

Результаты представленного исследования отличительных характеристик мер по предупреждению коррупции позволяют отнести их скорее к профилактическим. Вместе с тем целесообразно рассмотреть и закрепленный в законодательстве объем мер по предупреждению коррупционных правонарушений, для чего логично обратиться к трудам по криминологии. Основанием для подобного подхода является не только схожесть методов административной деликтологии и криминологии, обозначенная, в том числе в работах доктора юридических наук Бахраха Д.Н. , но и особенность закрепленного в Федеральном законе № 273 понятия «коррупция», раскрываемого в основном через признаки преступлений.

Авторы рассмотренных в ходе диссертационного исследования научных работ по криминологии расходятся в описании понятия «предупреждение преступности», а также схожих терминов «профилактика», «предотвращение», «пресечение». Данное наблюдение подтверждает и мнение президента Российской криминологической ассоциации, доктора юридических наук А.И.Долговой, «одними авторами понятия «предупреждение» и «профилактика» трактуются как синонимы, другие — при трехчленном понимании «предупреждения» и имея в виду прежде всего предупреждение преступлений, а не преступности в целом — рассматривают профилактику как часть «предупреждения», относя к последнему также предотвращение и пресечение преступлений»^{[112] [113]. В результате рассмотрения подходов в криминологии к определению объема мероприятий по предупреждению преступлений, автор пришел к выводу, что в качестве профилактических действий их целью является выявление и устранение причин и условий преступлений, а не реагирование на начавшееся преступление и наказание за его совершение2.}

Несмотря на обозначенный в Федеральном законе № 273-ФЗ принцип разделения видов деятельности по противодействию коррупции, ряд документов содержит «сдвоенные понятия». К примеру, начиная с 2010 года в национальных планах противодействия коррупции часто используется конструкция «предупреждение и борьба» при описании мер противодействия коррупции. Стоит отметить, что данная конструкция также подтверждает логику отнесения мер по предупреждению к профилактике. Таким образом, при употреблении в антикоррупционной сфере конструкции «предупреждение коррупции и борьба с ней», как правило, мерам предупреждения свойственен профилактический характер и классификация по реализующим субъектам или владельцам, масштабу применения, а также этапам и видам соответствующей деятельности.

Не останавливаясь на изучении соотношения административной деликтологии и криминологии^[114], можно обозначить склонность как законодателя, так и научного сообщества относить к мерам предупреждения коррупции именно профилактические действия. В свою очередь, элемент предупреждения коррупции в части борьбы с ней в основном относится к механизму правоохранительной деятельности, осуществляемой в рамках оперативноразыскных мероприятий. Так, в п. 10 Национального плана противодействия коррупции на 2014 - 2015 годы^[115] Генеральному прокурору Российской Федерации поручено «уделять особое внимание вопросам, касающимся предупреждения коррупции и борьбы с ней». В п. 12 указанного Национального плана ряду силовых структур поручено «на основе криминологической характеристики разработать систему мер по предупреждению и пресечению «откатов» и внедрить эту систему в практику». В отношении различных организаций и негосударственного сектора используется только понятие «предупреждение коррупции», что также свидетельствует о логике отнесения к его объему лишь профилактических мер. Подобное деление можно увидеть и в разделе «I. Общие положения» Национальной стратегии противодействия коррупции, где обозначено, что «создана законодательная база противодействия коррупции, приняты соответствующие организационные меры по предупреждению коррупции и активизирована деятельность правоохранительных органов по борьбе с ней».

Стоит отметить, что имеющиеся в российском законодательстве подходы согласуются с предложенной профессором А.И.Долговой конструкцией «предупреждение преступности — многоуровневая система мер, исходящих от разных субъектов. В общем плане можно сказать, что субъектами предупреждения преступности являются общество в лице разных его институтов (партий, общественных организаций, фондов и т. д.), государство и его органы, физические и юридические лица»^[116].

Не останавливаясь на более глубоком изучении методов криминологии, отметим лишь их нацеленность на классификацию субъектов предупреждения преступности и выделение видов предупреждения, таких как общие, специальные и индивидуальные из системы предупреждения преступности. В этой связи особое значение для диссертационного исследования приобрела классификация антикоррупционных технологий, предложенная академиком РАН Т.Я.Хабриевой, которая отметила, что в зависимости от уровня вовле- ченности в противодействие коррупции соответствующие технологии могут быть разделены на «общесистемные, специальные и координационные»^{[117] [118].}

Можно констатировать негативное влияние аспектов, связанных с отсутствием в российском законодательстве точных критериев для классификации мер по предупреждению коррупции, а также несовершенством понятий «коррупция» и «корпоративное мошенничество». Так, исходя из сути статьи 13.3 «Обязанность организаций принимать меры по предупреждению коррупции» Федерального закона № 273-ФЗ, организации обязаны разрабатывать и принимать, в том числе, перечисленные в ней меры. В силу того, что данные меры только «могут включать» обозначенный в указанной статье объем действий, отсутствие их классификации или исчерпывающего перечня создает риски правоприменения. С одной стороны, организации не обязаны придерживаться указанного перечня во всей его полноте, с другой - должны осуществлять иные меры, но только по предупреждению коррупции. Вместе с тем даже в случае отнесения к данным мерам только профилактических действий единственное их раскрытие содержится в статье 6 Федерального закона № 273-ФЗ, которая в качестве субъектов предупреждения рассматривает публичные органы.

В целях соблюдения принятых Российской Федерации международных обязательств в статье 14 Федерального закона № 273-ФЗ «Ответственность юридических лиц за коррупционные правонарушения» содержится следующая норма: «если от имени или в интересах юридического лица осуществляются организация, подготовка и совершение коррупционных правонарушений или правонарушений, создающих условия для совершения коррупционных правонарушений, к юридическому лицу могут быть применены меры ответственности в соответствии с законодательством Российской Федерации». В свою очередь статья 19.28 КоАП РФ предусматривает административную ответственность для организации за данные незаконные дейст- вия любого, даже не аффилированного с ней лица, что вызывает много нареканий ученых и специалистов в отношении объективности соответствующих процессуальных норм.

Кроме того, эксперты полагают, что выполнение виновным юридическим лицом требований статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ должно учитываться в качестве смягчающего обстоятельства при определении конкретных санкций по статье 19.28 КоАП РФ^{[119] [120] [121]. Данный подход отчасти следует логике правоприменительной практики других государств, среди которой авторы в первую очередь обозначают механизмы Закона Великобритании «О борьбе со взяточничеством» (The Bribery Act 2010) и соответствующие ему рекомендации для компаний2. К примеру, одним из ключевых моментов в данном акте, также как и в законе США FCPA, стал инструмент частичного освобождения юридического лица от ответственности за коррупционные действия в случае принятия им эффективных мер по предупреждению коррупции. В Великобритании «компания может заявить в свою защиту, что у нее имеются надлежащие процедуры, препятствующие взяточничеству для того, чтобы снизить риск сурового приговора, если нарушение все же имеет место, несмотря на предпринимаемые ею усилия» . В свою очередь, в США «компания, способная продемонстрировать наличие у нее эффективной программы нормативно-правового соответствия, имеет право на смягчение приговора и снижение установленных законом санкций вплоть до 95 %»[122].}

К аналогичным механизмам смягчения административного наказания юридических лиц в российском законодательстве некоторые ученые относят положения статьи 2.1 «Административное правонарушение»

КоАП РФ: «юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых настоящим Кодексом или законами субъекта Российской Федерации предусмотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению». Подобная логика подкреплена как особенностями формулировки указанной статьи, так и описательной частью некоторых судебных решений. В частности, исходя из текста статьи 2.1 КоАП РФ, можно проследить некую корреляцию ее положений со статьями 19.28 КоАП РФ, а также статьями 13.3 и 14 Федерального закона № 273-ФЗ. Более того, в ряде случаев суды оценивали возможность виновного юридического лица осуществлять контроль за деятельностью уличенного в даче взятки от его имени гражданина и принимать необходимые меры для предотвращения указанного преступления^{[123] [124].}

Вместе с тем в российском законодательстве отсутствуют указания на правила и нормы, обозначенные в статье 2.1 КоАП РФ и касающиеся административной ответственности за невыполнение норм статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ. Процедура оценки антикоррупционных политик организаций, в том числе на предмет соблюдения требований статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ, не нашла отражения в методическом обеспечении деятельности органов прокуратуры Российской Федерации . Не приобрела должного развития и современная судебная практика, указывающая на стремление судей устанавливать в первую очередь факты принадлеж-

ности «взяткодателей» к органам управления юридических лиц\ Более того, даже отклоненный законопроект, предусматривающий основания для освобождения от административной ответственности по статье 19.28 КоАП РФ, не содержит ссылок на необходимость рассмотрения результатов выполнения виновной организацией антикоррупционных мер². В этой связи стоит согласиться с мнением авторов, не рассматривающих соблюдение требований статьи 13.3 Федерального закона

№ 273-ФЗ в качестве смягчающего административную ответственность по статье 19.28 КоАП РФ обстоятельства .

Вместе с тем органами прокуратуры Российской Федерации постоянно расширяется практика проверок исполнения организациями требований статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ, по результатам которых вносятся соответствующие представление об устранении выявленных нарушений или подаются обращения в суд с иском в интересах неопределенного круга лиц о понуждении к устранению нарушений законодательства о противодействии коррупции. Стоит также отметить и наличие предусмотренной в статье 17.7 КоАП РФ административной ответственности за умышленное невыполнение требований прокурора, вытекающих из его полномочий, установленных федеральным законом, которая может применяться за несоблюдение любых законодательных требований в сфере противодействия коррупции.

Таким образом, сложившиеся противоречия вокруг трактовки отдельных видов коррупции, а также несовершенство подходов к определению объема обязательных для выполнения организациями в Российской Федера- ^{[125] [126] [127] ции мер по предупреждению коррупции могут привести к привлечению невиновного юридического лица к административной ответственности. К негативному фактору в данном случае можно однозначно отнести существование описанных в работе тенденций разделения понятий «коррупция» и «корпоративное мошенничество», а также различных отечественных и иностранных антикоррупционных технологий и методик, подпадающих под признаки мер по предупреждению коррупции. Стоит обратить внимание и на специфику аналогичных требований экстерриториальных актов, которые могут быть направлены не только на предупреждение, но и на борьбу с коррупцией\ что с учетом интеграции экономических отношений является дополнительным аспектом антикоррупционной деятельности российских корпораций.}

Можно констатировать, что четкость нормативного изложения объема требований к организациям в части мер по предупреждению коррупции приобрело прикладное значение, которое влияет на дальнейшее развитие национальной стратегии противодействия коррупции как в части стимулирования выполнения компаниями требований статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ, в том числе за счет внедрения механизма освобождения от предусмотренной статьей 19.28 КоАП РФ ответственности, так и при обеспечении единства принципов противодействия коррупции во всех сферах деятельности. Рассматривая способы решения данной проблемы, необходимо учитывать обозначенные в правоприменительной практике проблемы описания мер по предупреждению коррупции, что делает целесообразным осуществлять их нормативное закрепление исходя из предложенной академиком РАН Т.Я.Хабриевой типологии, а не через полномочия конкретных субъектов^{[128] [129]}.

В этой связи предлагается внести изменения в название статьи 6 Федерального закона № 273-ФЗ изложив его в виде «Меры по предупреждению коррупции», а в содержании данной статьи отразить необходимые общесистемные, специальные и координационные меры безотносительно к определенной категории субъектов. В свою очередь, название статьи 13.3 Федерального закона № 273-ФЗ необходимо изложить в виде «Обязанность организаций принимать первоочередные меры по предупреждению коррупции», заменив содержащийся в ее тексте предполагаемый перечень принимаемых организациями мер на исчерпывающий перечень первоочередных обязательных мер по предупреждению коррупции. При этом должна сохраниться корреляция положений статьи 13.3 и статьи 6 Федерального закона № 273-ФЗ. Также, целесообразно дополнить Федеральный закон № 273-ФЗ статьей 14.1. «Разработка и применение антикоррупционных стандартов в корпоративном секторе», указав в ней порядок разработки и применения антикоррупционных стандартов в области деятельности коммерческих корпоративных организаций различных отраслей хозяйства, а также определив компетенции лиц, ответственных за данные процессы.

Вместе с тем, необходимо четко осознавать, что законодательное закрепление конкретного объема мер по предупреждению коррупции должно стать лишь начальным и кратковременным этапом, способствующим совершенствованию процедуры привлечения к административной ответственности за их невыполнение. Очевидно, что длительность данного этапа приведет к формальному следованию установленным в законодательстве нормам. В качестве дальнейших путей совершенствования целесообразно рассмотреть предлагаемые учеными и экспертами всевозможные методики оценки и сертификации антикоррупционных политик организаций, что с учетом появления таких стандартов, как ISO 19600:2014 — Compliance management systems (Управление функцией комплаенс)^{[130] [131]} и Anti-bribery management systems (Системы менеджмента противодействия коррупции) ISO 37001:2016 даст возможность органам прокуратуры и судам ориентироваться на мнения компетентных источников. Вместе с тем постоянные коррупционные скандалы с участием крупных, в том числе иностранных компаний, прошедших подобные процедуры, свидетельствуют о мнимости и притворности результатов различных комплаенс-процедур.

1.2.